Представление «Двадцать пять лет «Мотаун» на самом деле было записано месяцем раньше, в апреле. Полностью название звучало как «Двадцать пять лет «Мотаун»: вчера, сегодня и навсегда». Надо заметить, что меня пришлось уговаривать участвовать в нем. Я рад, что в конечном итоге выступил в шоу, поскольку с ним связаны одни из самых счастливых моментов в моей жизни.
Как я уже упоминал раньше, я первоначально сказал «нет» самой затее. Меня попросили появиться в составе «Джексонов», а затем исполнить собственный танцевальный помер. Но никто из нас уже не был артистом «Мотаун». Потянулись бесконечные споры между мной и моими менеджерами, Вейнэром и Деманном. Я знал, сколько Берри Горди сделал для меня и для группы, но сообщил своим менеджерам и в «Мотаун», что не хочу появляться на телевидении. У меня в целом отрицательное отношение к телевидению. В конце концов Берри пришел ко мне, чтобы все обсудить. Я сводил «Надо победить» в студии «Мотаун», и, должно быть, кто-то ему сказал, что я нахожусь в здании. Он спустился в студию и рассказал мне о всех подробностях. Я сказал:
— Ну ладно, но если я выступлю, то хочу исполнить «Билли Джин».
Во всем шоу это была единственная песня, не имевшая отношения к «Мотаун». Он мне ответил, что именно это от меня и ожидал услышать. Так мы договорились сделать попурри «Джексонов» с участием Джермейна.
Я собрал братьев и начал репетиции, Я серьезно с ними поработал, и это было приятно, поскольку напоминало былые дни «Пятерки Джексонов». Я поставил для них хореографию и несколько дней репетировал и нашем доме в Энчино, записывая на видео каждую репетицию, чтобы потом посмотреть на «свежий взгляд». Джермейн и Марлон также внесли свой вклад. Затем мы отправились в отделение «Мотаун на репетиции. Мы исполнили наш номер, и хотя берегли силы и полностью не выкладывались, всем нам аплодировали. Затем я репетировал «Билли Джин». Я просто прошелся вскользь, поскольку ничего еще не придумал. У меня не было времени, так как я был очень занят репетициями с группой.
На следующий день я позвонил своим менеджерам и попросил:
— Пожалуйста, закажите мне шпионскую шляпу, что-нибудь вроде «федоры» — что-нибудь, что носят тайные агенты.
Мне хотелось чего-нибудь зловещего и особенного, шляпу с низко опущенными полями, Я до сих пор плохо представлял себе, что собираюсь сделать с «Билли Джип».
Во время записи «Триллера» я как-то нашел черный пиджак и сказал:
— Знаете, когда-нибудь я надену его на концерт.
Это был замечательный и очень эффектный пиджак, так что я надел его на двадцатипятилетие «Мотаун».
За ночь до записи я все еще не знал, что собираюсь делать со своим сольным номером. И вот я спустился на кухню нашего дома и стал напевать «Билли Джин». Громко. Я был там один за ночь до представления, просо стоял, прислушиваясь к тому, что мне подскажет песня. В некотором роде танец создавался сам по себе. У меня было подлинное общение с музыкой; под зарождающийся ритм я надел шпионскую шляпу и начал изображать позы и па, позволяя «Билли Джин» диктовать движения. Практически я позволил танцу родиться самому. Я некотором роде уступил песне дорогу и пропустил танец вперед — мне оставалось лишь пуститься за ним вдогонку.
Я тем не менее репетировал некоторые па и движения, хотя большая часть концерта были фактически спонтанной. Уже некоторое время я репетировал «мунуок», и на нашей кухне меня осенило, что я, наконец, смогу продемонстрировать это движение публике на праздновании двадцатипятилетия «Мотаун».
К этому времени мунуок уже появился на улицах, но в моем исполнении немного усложнен. Он родился как движение брейк-данса, этакая «ломкая» штучка, созданная черными ребятишками, танцевавшими на перекрестках улиц в гетто. Чернокожие поистине изобретательные танцоры; они создают много новых танцев, чистых и простых. И вот я сказал;
— Вот мой шанс станцевать мунуок, — и я станцевал. Меня ему научили три парня. Они мне показали основу — и я продолжал заниматься самостоятельно. Я его репетировал наряду с другими движениями. В чем я был точно уверен, так это в том, что буду двигаться одновременно вперед и назад, как бы гуляя по Луне.
В день записи в «Мотаун» не укладывались в расписание. Опаздывали. Так что я отошел в сторону и стал репетировать сам. К тому времени у меня уже была шпионская шляпа. Братьям хотелось узнать, зачем она нужна, но я им посоветовал подождать до поры до времени. Но Нельсона Ханса я попросил об одолжении.
— Нельсон, после номера с братьями, когда погаснут огни, подбрось мне тихонько в темноте шляпу. Я буду в углу, рядом с кулисами, общаться с публикой, а ты просунь шляпу туда и вложи мне в руку.
И вот после нашего с братьями выступления я подошел к углу сцены и сказал:
— Вы прекрасны! Хотелось бы мне, чтобы прошлое вернулось. С моими братьями у нас были волшебные моменты, и с Джермейном тоже. Но что мне по-настоящему нравится (и тут Нельсон просовывает мне в руку шляпу) — так это новые песни.
Я резко повернулся, схватил шляпу и начал двигаться в жестком ритме «Билли Джин»; я видел, что зрителям очень нравится. Братья сказали, что они толпились в кулисах, наблюдая за мной с открытыми ртами, а родители и сестры сидели в зале. Но я только помню, как открыл глаза в конце и увидел поднимающееся, аплодирующее море народа. Меня переполняли противоречивые чувства. Я знал, что выложился целиком, и мне было хорошо, очень хорошо. Но в то же время я чувствовал внутреннее разочарование. Мне хотелось просто стоять, замереть там, но получилось не совсем так, как я задумывал. Когда я зашел за кулисы, меня бросились поздравлять. Я так старался, и мне всегда хочется все сделать лучше. В то же время я знаю, что это было одно из самых счастливых мгновении в моей жизни. Я знал, что впервые братья смогли увидеть меня и посмотреть, чем я занимаюсь, чего я достиг. После выступления каждый из них обнял и расцеловал меня за кулисами. Они никогда этого не делали, и я был счастлив за всех нас. Было так замечательно, когда они меня вот так расцеловали. Мне очень понравилось! Ну, я имею в виду, мы постоянно обнимаемся, Все мы в семье часто целуем друг друга, за исключением отца. Он единственный не целуется. Когда бы мы ни встречались, мы целуемся, но когда они меня целовали в тот вечер, у меня было такое чувство, будто меня благословляли.